Вещи, существа и смысл

Дождь продолжался много дней. Капли шлёпали по воде, чавкали по грязи и гулко барабанили по черепам. Пустыня уже давно превратилась в болото, но неизвестно, заметил ли это сфинкс. В его возрасте принято путать столетия и не обращать внимание на мелочи.

Устроившись на полузатопленной груде костей, сфинкс напряжённо к чему-то прислушивался. Его лишённый зрачков взгляд скользил по пустоте. Вокруг не было ни единого живого существа: даже лягушки попрятались от дождя.
--А вот и не догадался! -- громко сказал сфинкс довольным голосом. -- Я ведь предупреждал, что для тебя это слишком сложно. Давай попробуем что-нибудь попроще. Кто ходит утром на четырёх ногах, днём на двух, а вечером... Что?.. Я уже это загадывал?.. Прошу прощения, совсем запамятовал! Мм, тогда какую загадку ты предпочитаешь: про животных или про китайцев?.. Погоди, погоди! Не так быстро!

Кап. Кап-кап-кап. Кап. Кап. Капли дождя бодро и звонко стучали по чьей-то берцовой кости. Сфинкс извлёк из-под костей азбуку Морзе и заботливо прикрыл её от дождя крылом. Азбука досталась ему по наследству от последнего гостя; хотя с тех пор прошли годы, сфинкс до сих пор выучил не все книжные инструкции и часто путался в сигналах.

О людях сфинкс не скучал. Вообще-то, дождь ему нравился больше: падающая с неба вода не столь подвержена умерщвлению.

Он ищет что-нибудь живое. Или кого-нибудь; лучше всего -- человека. Живого, мыслящего, чувствующего человека, с которым можно поговорить или хотя бы вместе помолчать. Он ищет уже много дней; дни складываются в месяцы, месяцы -- в годы, но год за годом вокруг него простирается лишь бескрайняя пустыня. Куда бы он ни пришёл, всюду пустыня. Растрескавшиеся камни, песчаные бури, сухая трава, иссохшие трупы, пыль.

Он не знает, что случилось. Война? Катастрофа? Вирус? Пришельцы? Он родился уже в этом агонизирующем мире. Но агония -- ещё не смерть. Он изучил медицину по книгам в оставленных домах; он провёл годы в заброшенной лаборатории; он создал сыворотку из своей крови, дающую драгоценный иммунитет. Он надеется. Он ищет. И сегодня, в день, подобный многим другим дням, он, похоже, наконец нашёл.

Щурясь от ослепительного солнца, он вглядывается внимательнее: нет, это не ошибка. Спускаясь с холма, устало сгорбившись, к нему движется человеческая фигура. Выживший?! Не смея поверить, он бросается навстречу.

Чем быстрей он бежит, тем медленнее идёт незнакомец. Шатаясь на неверных ногах, человек с трудом добирается до дерева, цепляется за ствол. Не удержавшись, оседает на землю. Уже можно разглядеть искажённое предсмертной судорогой лицо. Скорее, скорее!

Он подбегает, подхватывает падающее тело, щупает пульс. Суматошно роется в своём медицинском чемоданчике; укол, искусственное дыхание... Ну же! Но нет. Он снова опоздал, уже в который раз. Шприц с вакциной выскальзывает из его пальцев.

Где-то наверху, в выцветшем небе, хрипло кричит ворон, и это единственное, что нарушает тишину. С дерева облетает листва; ещё в воздухе листья из зелёных превращаются в бурые, сохнут, съёживаются и, коснувшись земли, рассыпаются в прах. Он смотрит на своё отражение в выпученных от ужаса глаза мертвеца. Василиск знает, что должен подняться и идти искать дальше.

--Доброе утро, -- сообщила бессмертная голова гидры своей соседке справа, обычной голове. -- Пора просыпаться!
Соня даже не пошевельнулась, хотя ей кричали в самое ухо.
Тогда первая голова опрокинула свой дымящийся кофе прямо на соседкин нос. Та фыркнула, заворчала и недовольно открыла один глаз.
Бессмертная голова гидры вздохнула и налила себе новую чашку кофе. Неспешно глотнула. Обвела грустным взглядом еще сорок восемь спящих обычных голов.

Трудно жаворонку среди сов.

--Ты чего такой грустный? -- спросила Гидра у Сфинкса, который уже целый час сосредоточенно ковырял задней лапой какой-то старый скелет.
--У меня коренной зуб растет.
Одна из голов Гидры сочувственно посмотрела на Сфинкса, в то время как остальные восемь продолжали любоваться своими улыбками в ядовитом озере.
--Больно?
--Нет, -- буркнул Сфинкс.
--Ну тогда я не понимаю твоего плохого настроения! -- Уже три драконьи головы смотрели на Сфинкса, а единственный хвост выразительно ударил о землю.
--Это стоодиннадцатый зуб мудрости, самый последний!
--Ну и что? -- заметила Гидра. -- Между прочим, у моей самой крупной головы всего два ряда зубов, а у тебя целых пять рядов! Я бы на твоем месте радовалась.
Под наставительным взглядом трех пар глаз Сфинкс понурился.
--Знаешь, -- сказал он после долгой паузы, -- если зубов больше не вырастет... В чем же тогда смысл жизни?

Гекатонхейры, сторукие великаны, сгрудились в одном месте, стоя так близко друг к другу, что их многочисленные головы слегка перепутались. Несмотря на тесноту, они не толкались и не ругались, слишком увлеченные своей находкой; тусклые отблески света, падавшие снаружи из врат преисподней, освещали их склоненные спины.

Предметом интереса великанов была редиска. Круглая и алая, с нежной кожицей и тонким хвостиком, она выглядела удивительно чужеродной на фоне зыбких теней и бездонных пропастей Тартара. Безмолвная жуть изнанки мироздания словно придала редиске какую-то особую вещественность, особую сочность жизни. Неудивительно, что гекатонхейры на нее загляделись. Кроме того, они никогда не видели редисок.

Данная конкретная редиска случайно выпала из дорожной сумки одного из тех проходимцев, что так и норовят пробраться в Тартар из внешнего мира, шастая здесь под ногами местных обитателей. Вряд ли бывший владелец корнеплода заметил пропажу своего имущества, когда улепетывал со всех ног от великанов; однако именно редиска спасла ему жизнь.

С трудом отделив половину своих пятидесяти голов от голов двух других братьев, Бриарей присел на корточки.
-Как думаете, это из сада Гесперид? - поинтересовался он.
-Да не, - гулким голосом ответил Гиес, - у Гесперид есть только золотые яблоки. Они не пахнут и звенят, если их тронуть.
-А вдруг это тоже звенит? - предположил Котт.
Бриарей нерешительно протянул палец и дотронулся до редиски.
Раздался дружный великаний вздох, от которого чуть содрогнулись окружающие скалы: редиска исчезла.

Не слишком удивившись - что внезапно появляется, то и внезапно исчезает, - великаны разошлись по своим делам. Никто из них даже не заметил остатки раздавленной редиски на земле и на пальце Бриарея.

Гекатонхейры были несколько близоруки.

Мало кто об этом знает, но Медуза Горгона и Сфинкс страстно любили друг друга. Страстно, нежно и самозабвенно. Однако из этой любви ничего не вышло: увы, их союз был невозможен. Сфинкс не мог на Медузу смотреть, а она не могла его слушать. Если бы Сфинкс взглянул на возлюбленную, он, разумеется, обратился бы в камень. А Медуза Горгона, слушая бесконечные загадки любимого, всякий раз угадывала правильные ответы - что, опять-таки, грозило Сфинксу летальным исходом.
Проклятием Медузы была не только внешность, но и ум.